Наступило продолжительное молчание, в течение которого Тиррел неоднократно менялся в лице, а Джекил внимательно наблюдал за ним, не торопя его с ответом. Наконец Тиррел сказал:
— Многое в вашем предложении, капитан Джекил, может быть и соблазнило бы меня принять его: таким образом был бы разрублен этот гордиев узел и достигнут компромисс, до известной степени обеспечивающий мисс Моубрей спокойное существование в будущем. Но я скорее доверился бы змее с ядовитым жалом, чем вашему другу, разве что он будет по рукам и ногам связан соображениями личной выгоды. Кроме того, я уверен, что несчастная женщина погибнет, будучи поставлена перед необходимостью встречаться с ним, даже если эти встречи сведутся лишь к тем мгновениям, когда они будут стоять рядом у алтаря. Есть и другие возражения…
Он внезапно умолк, задумался на миг, а затем продолжал спокойным, полным самообладания тоном:
— Может быть, вы и теперь еще думаете, что у меня есть свои личные, корыстные побуждения. И, может быть, вы считаете себя вправе питать в отношении меня те же подозрения, которые — откровенно в этом признаюсь — порождают у меня все предложения, исходящие от вашего друга. Тут уж ничего не поделаешь. Я могу противопоставить этому неблагоприятному впечатлению лишь честный и откровенный разговор. И вот теперь я хочу сделать вам — в духе полной честности и откровенности — свое предложение. Друг ваш привержен к титулу, богатству и всем светским преимуществам, во всяком случае, не меньше, чем это свойственно прочим светским людям, — это вы должны признать, а я не стану оскорблять вас предположением, что он привержен к ним сверх меры.
— Мне известно очень мало людей, которые не стремились бы ко всем этим благам, — ответил капитан Джекил, — и я готов чистосердечно согласиться, что он и не делает вида, будто взирает на них с философским равнодушием!
— Отлично, — подхватил Тиррел. — Впрочем, сделанное вами только что предположение указывает, что его стремление получить руку мисс Моубрей целиком или же почти целиком внушено корыстными побуждениями, поскольку вы считаете, что он согласился бы в самый день свадьбы расстаться с нею, лишь бы ему за это было обеспечено владение неттлвудским поместьем.
— Предположение я сделал от себя, не будучи уполномочен на это, — ответил Джекил. — Но незачем отрицать — из самой сути его следует, что я ни в какой мере не считаю лорда Этерингтона пылким влюбленным.
— Прекрасно, — отозвался Тиррел. — Так вот, поймите сами и заставьте его хорошо понять, что богатство и титул, которыми он сейчас владеет, зависят от моей доброй воли, что ежели я предъявлю свои права, о которых гласит прочитанная вами только что бумага, ему придется распроститься с графским титулом, превратиться в обыкновенного человека, лишиться большей части своего богатства, и эта потеря далеко не уравновесится неттлвудским поместьем, даже если он его получит, а получить его он может лишь после судебного процесса, исход которого сомнителен и который сам по себе достаточно постыден.
— Согласен, сэр, — сказал Джекил, — довод ваш убедителен. Что же вы предлагаете?
— А то, что я откажусь от предъявления своих прав на титул и состояние, что я предоставлю Вэлентайну Балмеру владеть захваченным титулом и незаслуженным богатством, что я приму на себя строжайшее, торжественное обязательство не оспаривать у него владения титулом графа Этерингтона и связанными с этим званием поместьями, но при условии, что он даст женщине, чей душевный мир он навеки нарушил, пройти остаток злосчастного жизненного пути, не докучая ей брачными предложениями или какими-либо иными домогательствами, основанными на его же предательском поступке, короче говоря — при условии, что на будущее время он перестанет донимать Клару Моубрей своим присутствием, речами, письмами, посредничеством третьих лиц и будет вести себя по отношению к ней так, словно его и вовсе не существует.
— Предложение это — необычайное, — сказал капитан. — Могу я спросить, вполне ли серьезно вы его делаете?
— Ваш вопрос не удивляет меня и не обижает, — ответил Тиррел. — Я, сэр, такой же человек, как все другие, и не делаю вида, будто я выше того, к чему люди обычно стремятся — почетного места и некоторого уважения в обществе. Я отнюдь не романтический чудак, не придающий значения жертве, на которую он идет. Я отказываюсь от положения, которое должно быть для меня тем ценнее, что с ним связано, — говоря это, он покраснел, — доброе имя моей глубоко мною чтимой матери. Решая не притязать на него, я тем самым нарушаю последнюю волю умирающего отца, который хотел, чтобы я заявил свои права и тем самым показал всему свету его раскаяние, ускорившее, может быть, его кончину ведь он надеялся, что столь открытый акт раскаяния хоть немного уменьшит его вину. Я отвергаю высокое положение у себя на родине и добровольно становлюсь безыменным изгнанником, ибо когда у меня будет полная уверенность, что покой Клары Моубрей обеспечен, я тотчас же покину пределы Британии. Все это я делаю, сэр, не в минутном приступе пылких чувств, а отлично понимая и зная цену тому, от чего отказываюсь тем не менее я это делаю, делаю по доброй воле, ибо для меня лучше пойти на это, чем стать причиной новых бед для той, кому я уже причинил достаточно и даже чересчур много зла.
Несмотря на все его усилия, голос изменил Тиррелу, когда он кончил свою речь, и, ощутив, что на глаза его навертываются слезы, он должен был на мгновение отвернуться к окну.
— Стыжусь своего ребячества, — сказал он, снова оборачиваясь к капитану Джекилу, — но пусть оно послужит доказательством моей искренности, даже если покажется вам смешным.